Тайны привидений

Оцените материал
(2 голосов)

из книги “Анемоны” (авторская, философская трактовка Бытия и Небытия – через силу Поэзии, музыку слов, образов, волнений, трепета).

* * *

 

Они проходили сквозь стены и сени.

Могли серебриться и течь, словно тени...

Средь темной избицы летали, что птахи...

Была я, трехлетняя, очень мала.

Дрожали ресницы, и маяли страхи...

А эти... ползли из-под мрака стола!

 

Внезапно – ревела! Не видя причины,

Дед охал: “Утихни. Неймется тебе!” –

 

Назавтра – болела. А призраков сини

Густели, таились под лавкой в избе...

 

* * *

 

Умершие, что ли, повсюду блазнятся?

За дверью, в клети, в темноте?

Умеют легко изгибаться, шептаться,

Пророчить о близкой беде.

 

Порою ребенок боится потемок:

Не блажь – ясновиденья весть.

Младенческий дух непорочен и тонок:

Он знает – во тьме кто-то есть…

 

Включают вдруг свет: “Никого! Погляди!”

Но знания страх смутно бьется в груди...

 

* * *

 

Когда в полумраке

Взмолилась от страха

Каким-то своим

Причитаньем навзрыд,

Явилась мне Дева,

Сияла рубаха,

Свет брызнул такой,

Что стал мрак позабыт...

 

Наитьем постигла

Глубины явленья:

Я – слишком земная,

Во власти я трав...

Но сила дана мне

Сквозь эти виденья...

 

И сны навевал

Нежно-звездный рукав...

 

* * *

 

Малолеткой влюбилась

В Луну.

И познала я –

Лунный огонь!

Дева Лунная,

Словно волну,

Мне влила его тихо

В ладонь.

 

Как играла я

Лунным огнем!

Он скользил

И звенел в волосах.

Сквозь чело

Проникал острием,

Навсегда оставаясь

В глазах...

 

* * *

 

Я пробовала жизнь понять,

Не постигая смысл кончины...

Сорочье перышко поднять

Одним лишь взглядом с белой льдины...

 

Мне очень нравилось не спать,

Когда деревня сладко спит.

В окно за снегом наблюдать,

Как в березняк всю ночь летит...

 

Волчица вышла из лесов,

Резнула малахитом глаз –

И я узрела в прорезь льдов

Тоску звериную и страсть...

 

Она узрела ли меня,

Царевны врубелевский лик?

В короне снега и огня

Ждала я князя в этот миг...

 

И было так светло в снегах!

И было мне двенадцать лет.

 

Волчица выла в белый прах,

И я – заплакала в ответ...

 

* * *

 

Когда соседскую девчонку закопали –

Рыдала и звала! Лила слезу...

Потом мы тайно всей компанией играли

В горелки с этой девочкой в лесу.

 

Когда ж родителям пацан проговорился –

Она исчезла, словно мотылек.

В ту ночь мне долго полутемный

демон снился...

И звезды виделись сквозь потолок...

 

Чуть не свихнулся Нилыч-старичок,

Найдя усопшей внучки башмачок...

 

* * *

 

Я видела вампиров средь живых –

Чужую жизнь высасывали ночью,

Не веря в это сами! Но у них

Змеилась злоба по губам... Воочью

Видала кровь у них на подбородке.

 

То – были очень злые дядьки, тетки.

Детей озлобно били и зверей.

Один – щенка убил промеж дверей,

Чтоб сделать шапку и потом продать.

 

Кто купит –

Из того начнет сосать...

 

* * *

 

В этой белой-белой тьме

Кто-то ходит по избе,

Полог ситцевый трясет,

Я не сплю и сердце мрёт.

 

Этот “кто-то” у зеркал

Тонкий гребень мой сломал,

Бусы бросил под порог,

Подопнул мой сапожок.

 

А потом пошел ко мне

В зеленеющем огне,

Чтоб рвануть сорочку – вжиг! –

Взгляд уставить, как мужик.

 

Осенилась я крестом,

Затаилась я с ножом,

Но хрипя пропел петух,

Этот “кто-то” всхлипнул: “У–у–ух!”

 

И рассеялся во мглах,

Чуть дыша во всех углах,

Шепот целый день тая:

“Ночь придет, и ты – моя...”

 

* * *

 

Там, где черен тихий омут

И могуч дубняк,

Лунной ночью воды стонут,

Ухая во мрак.

 

Я купалась в ночь Купалы,

Белизной дрожа.

И со мной купалась справа

Чья-то там душа.

 

Может, отрока младого,

Что себя забыл,

Иль кого-нибудь иного,

Что цветы любил.

 

Мы так встретились печально –

Девочка и дух,

Что таинственнее тайны

Вздох был и испуг.

 

Я сказала: “Бессердечный,

Ты меня не тронь!”

И венок из трав невечных

Охватил огонь.

 

Он сказал, в луне мерцая,

Что не обожгусь,

Ты – земная, ты – живая,

Я тебя боюсь...

 

* * *

 

Любила очень плакать тайно,

Молчать, как будто бы взлетать.

Невидимое – видеть явно.

До острой боли сострадать

Цветку, травине и птенцу,

Соседской бабке и слепцу...

 

Ещё – тому в ямщицкой песне,

Кого сумели так предать,

Что даже силы нет для мести,

И лень ему гнедого гнать.

 

Сквозь ельник едет. Рассвело.

И конь ступает тяжело.

 

...Уж век прошел!

А он всё бредит

И через ельник едет, едет...

 

* * *

 

Распущу я волосы и вольно

Покачаюсь на речной волне.

Стрекоза... И ветер полусонный...

Золотое Солнце, я – в огне!

 

Я – в молитве животворной таю,

Силу Жизни – сердцем принимаю.

День Ярилы нестерпимо яр!

И скользит ласкающий загар...

 

И вода целует мне колени,

Бьются рыбки, как русалок тени.

Солнца блик – застенчив и остёр! –

Молодых утопленников взор...

 

* * *

 

Долго жёнку тот призрак мучил.

Я-то знала: откуда? чей?

Лунной ночью – был виден лучше,

И боялся огня свечей.

 

Гладил нежную улыбаясь,

И она каменела вся.

Лучше с Дмитрием бы встречалась,

Но сказать ей о том нельзя...

 

Чтоб спасти ее от кончины,

Серп воткнула в избы бревно!

 

И всю ночь выли в мрак осины,

И кидалась гроза в окно...

 

* * *

 

При чтенье книг так чувства обострялись,

Что предо мною образы являлись

И уроняли в избяную хмарь –

То орхидею, то свою печаль...

 

Я орхидею нежила в руках,

Полынь-печаль топила в волосах...

 

Купцов богатых встречу на пути,

Сто сундуков раскроют предо мной,

Но я сумею мимо них пройти

К тому цветку, что вечен под Луной…

 

* * *

 

Баня лесная. Ночь.

Да, я – земная дочь.

 

Баню ярую калила,

Аж до звона тело била –

Золоти меня, Ярило!

В снег чистейший упадала,

Где снегов туга волна,

Руки бело раскрывала –

Серебри меня, луна!

 

В яркой бабкиной поневе

Крест я клала Параскеве...

 

Где-то отрок молодой

Тихо бродит – будет мой!

Завяжу косою очи,

Отыщу его средь ночи

И раскроюсь белизной:

Боже! Будь он – не слепой!

 

* * *

 

Два брата – близнецы,

Таинственные лица.

Один скончался вдруг,

В колодце билась птица.

 

Второй затосковал.

От корня – два побега?

И так бледнел порой –

Как вылеплен из снега.

 

На “диско” танцевал,

Но чувствовали девы:

Объятья холодны,

И взоры онемелы.

 

Луна в воде речной

Двоилась, тени плыли…

Брат брата замещал:

В одном – два духа жили.

 

* * *

 

По каленому ножу

Вскользь ладонью провожу –

Нет ни боли, ни следа.

 

В сердце нынче – зол! остёр! –

Нож обиды вскользь вошел –

Застонала от стыда.

 

За избою вьюга пела

Мне о Божьих тайнах света:

Что душа – нежнее тела

И ранимей!

Но – бессмертна.

 

* * *

 

Анемоны, анемоны,

Полупризрачные стоны.

В бледно-алых лепестках

Я заснула, как в шелках.

 

Лес качался полутемный,

Мне приснился князь влюбленный,

Так меня он целовал,

Словно молча убивал...

 

Я проснулась в лунном свете,

Свет ножом мне в сердце метил,

Рядом плакали цветы,

Боль плыла из темноты...

 

И с распущенной косою

Я пошла домой росою.

Бледно-алый анемон,

Ты скажи, к чему мой сон?

 

И откуда этот стон,

Бледно-алый анемон?...

 

* * *

 

Ярилы власть, но рядом – мгла.

Нам вечно видеть силы зла

И не всегда их побеждать.

А победишь, где благодать?

 

Я очертила тонкий круг,

И вспыхнул пламенем он вдруг.

Сквозь пламя я легко прошла.

Люблю я свет, ты слышишь, мгла?

 

Но мгла бросается на свет,

Ползет в кувшины и позёмкой

Уходит в тех, кто много лет

Живет предательством тихонько...

 

* * *

 

Лежит змея, ала, толстенна,

Взамен лица – круглеет зад.

Убийство, кража и измена

Ее питают и поят.

 

Крик одиночный среди оргий:

“А где копье твое, Георгий?”

 

Мне изрекла прабабка так:

“Придет к вам аспид,

Как отмщенье!”

 

Прошли года. И зреет мрак.

Пришел к нам СПИД,

Но нет прозренья!

 

* * *

 

Почуял снова демон страсть,

Смог деву сонную украсть.

Она – кончиною спаслась.

Лишь мне оставила кольцо,

Чтоб помнить тонкое лицо.

Бросаю в медный ковш с водой –

И вижу деву пред собой...

Жить хочет: локоном кипеть,

Венчаться, даже – пить вино...

А демон – хочет умереть!

Но им обоим – не дано.

 

* * *

 

Люблю одиночество, звезды и даль.

И поля светлейшую тишь.

И первую стужу... И старую шаль...

И омут, где стонет камыш.

 

Плыву сквозь века, время – звездной рекой.

Так ночью русалка играет с волной.

 

Но страх всех русалок – узорная сеть!

Убьют, бросят в лодку и станут смотреть:

“Ну вот оно, чудо! Косища длинна!

Теперь никого не утопит она”.

 

* * *

 

Мой юный князь, скажи, что снилось,

Когда ваш сад белынью цвел?

И на веранде ночь клубилась,

И тюль волнился, как подол...

 

Ты думал, это ночь мерцала,

Цветов раскидывая сеть?

За кружевами – я стояла,

Тебя пытаясь рассмотреть.

 

Твои отроческие плечи...

Черничный взгляд мой – вихрь огня...

Пять долгих лет до нашей встречи,

Когда коснешься ты меня!

 

Корону снимешь мне речную

И задохнешься – я бела!

Косы тяжелой смоль ночную

Распустишь, не задев крыла...

 

Не сны твои, не наважденья –

Знай! Я стояла! Там! В шелках!

Но ты забудешь свет виденья,

И я исчезну в лепестках.

 

Не забывай! Но ты забудешь,

Ты скажешь: Призраки – молва.

Горсть лепестков с подушки сдунешь,

Рванешь лебяжьи кружева...

 

* * *

 

Когда, сознанием двоясь,

От плена тела отрешась,

Себя я чую многократно –

Свободен дух! Я ветром вьюсь,

Над князем ангелом молюсь,

И непонятное – понятно.

 

В метро ты мой учуял взгляд,

Духов тончайших аромат,

И оглянулся не на ту...

И я исчезла в высоту!

 

Вновь перед зеркалом, одна...

Бежит волос моих волна...

На сердце – алая война,

Оно пронзёно сотней стрел:

Пока мольбой мой дух нежнел –

Ты на бездушную смотрел...

 

* * *

 

Из-за того и льнут струясь

Все платья Пушкинской поры,

Что я носила их не раз

Средь бальной, мраморной жары.

И за колонной, прячась в шарф,

Ломая веер от волненья,

Следила, как за графом граф

Тонули в шелковых круженьях...

 

Вдруг профиль Пушкина возник!

Он был печален в этот миг...

Смущен какими-то словами...

В ладони розу смял с шипами!

 

* * *

 

Я спала в цветке сирени,

На твои склонясь колени...

Я сиреневой тоской

Обвила тебя, родной...

 

Зря ты думаешь полночно,

Что на свете всё непрочно,

Что любовный мой туман –

Полувздох, полуобман...

 

Ты шагаешь с “дипломатом”,

Полон явью, диаматом.

Я – полна к тебе огнем,

В том огне сгорим вдвоем:

 

Поцелуйно! Еженочно!

И безумно! И цветочно!

Вечной цепью у столба

Приковала нас судьба...

 

Вдоль тебя плыву цветами

И метелью, и слезами!

Так никто не сможет плыть,

Жечь и нежить, и любить!

 

* * *

 

Сны сеновала, сновиденья,

Где лютые сушу коренья...

 

Вновь Дева Звездная во сне,

Скорбя, показывала мне

Потопы, взрывы и темницы,

Державы в дьявольских огнях,

Оскал маньяка, нож убийцы,

Обманов козлодушный прах...

 

... И я в воде топила плавно

Дух-зелье, крест Петров, прострел:

Влекла непостижимо тайна –

Пророков роковой удел.

 

Сквозь крышу тёк не дым тумана –

Державный пепел змеевел.

В нем властелинов череда

Плыла и гасла навсегда...

 

Цивилизаций странный пульс –

Рожденье, гибель, вновь Иисус...

 

“А я?” – шепчу я Деве в хмари –

“Пятнадцать мне! Кому нужна?”

 

“Зря обнажённа и нежна!

Тебе – лишь гибель век подарит,

Царевна-лебедь-Мата-Хари-

Персидская-княжна!”

 

* * *

 

Как Лермонтов бывал печален –

Душой не всем дано понять.

И в том он мире –

Гениален.

 

Там тоже могут

Убивать.

 

* * *

 

Так Лермонтов стихом сверкал,

Душой непознаваем был –

Что ангелов в себя влюбил.

И демонов – очаровал.

 

Всевышний – Вечности Поэт! –

Сказал: “Поэзия – есть свет!”

 

Небесный хор внимает ей,

И демон – крыльями светлей:

Он плачет, в мраке затаясь,

Ломая перья и ....молясь.

 

* * *

 

Я углядела призрак-деву:

Одеждой и лицом бела,

Она в лесу молилась древу,

Знать жертвой дерева была.

 

И мне пригрезилось былое:

Она срубила эту ель,

И падал ствол визжа и воя,

И задавил ее, как зверь!

 

От ёлки – пень, от девы – призрак.

Хоть пень не может прорасти,

Он фосфоричен – властный признак!

И дева плачет: “Отпусти!”

 

Себе ножом надрезав тело,

Я окропила кровью пень.

И, обретя свободу, дева

Легко растаяла, как тень.

 

И этой ночью, в ливень самый,

Её прозрачная рука

Сронила мне на покрывало

Горсть незабудок с потолка.

 

* * *

 

Тончайшее марь-привиденье,

И слабое, как сновиденье,

В еловой запуталось хвое,

Качается тихо и сто-о-о-онет...

 

Распутала нежно из плена –

Котенком уткнулось в колено

И спряталось в листьях репья.

И сто-о-о-нет, чтоб выняла я!

 

* * *

 

Предрассветной, тонкой грёзой,

Как венчальной белой розой,

Средь московских куполов

Рисовала я любовь:

 

Мои вздохи и овалы,

Обнаженья, сеновалы,

След ступни в огне песков,

Стоны рук, разрыв шелков;

 

Поклоненье долгу, чести,

Золотой нательный крестик,

Веру в чистый, добрый свет,

В бесконечность наших лет!

 

Рисовала так я нежно,

Вдохновенно, безмятежно,

Что впервые – как посмел? –

Царский колокол запел.

 

Этот звон прохожим снился,

Часовым в Кремле блазнился!

Вот влюбилась как, хоть сгинь,

Перепутав смерть и жизнь...

 

* * *

 

Мне Солнце волосы пронзило,

Так сильно нравилась ему,

Что ночью летней уловила –

От тела свет идет во тьму.

 

Иль белизна ночной сорочки?

Или душа туман волнит?

Или созданье Солнца – ночи.

Оно – и призраки творит.

 

* * *

 

Что ж, привиденья – замки обожают.

И гобелены. Царственную лень.

 

Я в замках не была, но точно знаю –

Как жутко средь убитых деревень...

В слепой ночи! Где дух болот кричит!

Скрипят калитки... Стонет дико лес...

И в крышу дождь – как глина в гроб! – стучит...

И ветрячок танцует, словно бес...

 

Там бродят чьи-то сгорбленные тени,

И лешие заглядывают в сени...

 

* * *

 

Я призрак коммунизма повстречала –

Чуть в обморок от страха не упала!

Кровав и сыт. Ломает он дубы.

И шепчет всё: “Борьбы! Хочу борьбы!”

 

Обходит братские могилы

И тайно черпает там силы.

Так ворошит людской покой –

Что стонут кости под землей...

 

* * *

 

Всё сумрачней на этом свете.

И снова наважденья эти:

 

Я вижу адскую дубраву...

Вьет змей клубок... В перчатках черных

Там молотом дробят державу,

Серпом срезая непокорных...

 

А призрак царский от тоски

Вновь собирает те куски!

 

Расстрелянный – в упор! – кулак

Упорно сеет хлебный злак!

 

И страшной музыки разгул –

Космический, пустынный гул...

 

* * *

 

Коль вожаку мильон ваяний враз –

Как призраки они задушат нас.

В ваянье каждом, чую, затаен –

Астральный дух! Помножь на миллион –

Во столько раз людьми усилен он!

 

Снесем. Но привидений этих рать

Десятилетья будет нас сосать,

Ломиться жутью в избяной покой,

По сердцу шарить мертвою рукой...

 

* * *

 

Тыщи трав – хоровод сестер.

И черемухи дух остёр.

 

Удивляюсь цветам – ясны.

Боль опять проломилась в сны!

 

Однолюбкою преклонюсь,

Помолюсь за Святую Русь.

За нее прочеркнусь звездой

И исчезну, как вздох лесной...

И восстану – до пят коса...

Вся – туман, нежно-шёлк, роса...

 

Если ты не воскреснешь, князь,

Мне не выплакать будет грусть!

И тогда в светло-скорбный час

Я в монахини постригусь...

 

Стану чётками жечь персты,

Будешь в келье блазниться ты...

 

* * *

 

Господь бродил меж тихих и мятежных,

Вещал про труд и низвергал грабёж.

Но Ленин в мавзолее поднял вежды

И прошептал: “Ты не туда идешь”.

 

И встал Господь над идолом “нетленным”,

И так сказал: “Назвал ты раем ад!

Ты жертвами живешь!”

Но идол бренный

Смеялся и стонал,

и говорил про сад.

 

За Господом стояли толпы, толпы –

Убитых! И погибших просто так...

Народ живой – митинговал и топал.

А идол – розовел, вздымая саркофаг.

 

* * *

 

Жизнь моя – звенит, несется!

То – стоит, мрачна.

На одной ладони – солнце,

На другой – луна.

 

Сноп огня –

Медов и сладок.

Ах!

Мне – жить и петь.

 

Снег луны –

Желанен, мягок.

Ах!

Мне – умереть.

 

* * *

 

Как меня не забывай,

Страсть вином не заливай,

Милый мой, я всё равно

Птицею влечу в окно.

 

На балу и на пиру,

Даже если я умру,

Упаду цветком в бокал,

Чтоб меня ты вспоминал.

 

Ну а той, что всех наглей,

Льющей пред тобой елей,

Положу на грудь ладонь:

“Задушу! Уйди! Не тронь!”

 

Или – плоть я обрету,

В белом шёлке так пройду –

Охнут все и охнешь ты,

Схолодеют вмиг персты.

 

Коль забыл мое лицо –

Отдаю тебе кольцо.

Но теперь в воде любой

Будешь видеть облик мой!

 

* * *

 

Тёмные зелья –

В связку снопом.

Режу коренья,

Вею огнем.

 

Воду я круто

В жемчуг дроблю.

Нежно и люто

Солнце люблю!

 

Веткой береза

В синь-перезвень

Крестит в морозах

Мой белый день.

 

Яростным бликом –

Солнце на плат.

Бабкиным ликом

Думы сквозят.

 

Пусть в лунной лодке

Сгину во мрак –

Верю я кротко

В солнечный знак.

 

К милому нежность –

Кружева край.

Боже, за Верность –

Не убивай!

 

* * *

 

Как ты плоть не лелей меж стен,

Бездуховен – жди полный тлен.

А духовному – тайны плен,

Запредельность, иная суть,

Зателесный сквозь время путь...

 

Лишь порой, как от ран ножа,

О земном возболит душа:

Ох, черемуха – так свежа!

С неба бросишься чуть дыша...

 

Буйноцвет! Избяная тать!

Но нет силы цветы обнять!

 

Белый куст не туманом вит:

Стая душ по цветам скользит...

 

Самой нежной я буду там –

Обнаженной уйду в туман...

 

 

 

Сорвижи

26 – 28 июля 1991

© Tatiana Smertina

Прочитано 11581 раз
Другие материалы в этой категории: « Розовые стихи Яшмовый гребень »

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить


Новости Котельнича. История, достопримечательности, музеи города и района. Расписания транспорта, справочник. Фотографии Котельнича, фото и видеорепортажи.
Связаться с администратором портала можно по e-mail: Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
© Copyright 2003-2022. При полном или частичном цитировании материалов ссылка на КОТЕЛЬНИЧ.info обязательна (в интернете - гипертекстовая).

Top.Mail.Ru