В подъезде всего десять квартир: по две на площадке. Мы с Ирой жили дверь в дверь. Однажды, скоро после заселения дома, еще толком не познакомившись, соседка предстала у меня на пороге с блюдом выпечки: пирожки с разнообразной начинкой, аккуратненькие ватрушки. Признаться, я опешила: слишком много для угощения. В девяностые она всегда покупала муку мешками и пекла каждую субботу. Одно ведро выпечки для себя, другое для соседей, с которыми дружила. Пироги были столь необычно мягки и вкусны, что мои сыновья потребовали пройти выучку у соседки на предмет стряпни. В молодые годы я этим никогда не занималась. Не умела, да и желания особого не было. Ира обучила всем премудростям. Вместе со мной замешивала тесто, следила за духовкой, чтобы пироги не подгорели, смазывала их маслом, накрывала льняными полотенцами. В общем, когда настали тяжелые времена всеобщего бартера и невыплат зарплат, я стала тоже печь пироги по субботам. Выпечка было неплохой, но, увы: та же мучка, но разные ручки. И я сама, и сыновья мастерство соседки оценивали значительно выше.

Перед выходом на пенсию Ира старалась побольше заработать. В должности директора станции по травам, она зачастую сама сортировала поступившие из колхозов семена, дыша растительной пылью, ядохимикатами. Младшая дочь заканчивала колледж, и деньги были не лишними. Впрочем, деньги были нужны всегда. И когда старший сын учился в мединституте, и когда средний, не поступив на врача, учился на фельдшера, а потом и дочку, любимую единственную, надо было ставить на ноги, давать образование. Пристроив деток, соседка взялась за подъем сельского хозяйства…в отдельно взятой семье. Тыквы у нее вырастали – хоть на выставку отправляй. Картошки – девать некуда и все крупная. Прочая овощь у агронома с высшим образованием тоже произрастала всем на удивление. Завела коз. Не пропадать же выращенной продукции. Я ее, бывало, поругивала: на фиг тебе целыми днями на огороде пахать. «Ну не у телевизора же день-деньской сидеть», - не соглашалась она со мной. Любовь к козьему молоку она так и не смогла мне привить. Зато сама жила почти полностью натуральным хозяйством. Во всем нашем доме другой такой труженицы больше не наблюдалось. Я к ней обычно забегала по вечерам. В это время она занималась козьими обедами. По кухне были расставлены миски, плошки, тазики. Я выкраивала место для табуретки, усаживалась - и начинались наши разговоры ни о чем. А точнее – обо всем. О детях, о политике, о ценах, о новых жильцах в доме. Ира знала всех, потому что большую часть времени проводила на улице возле своей сараюшки с козами. Информировала меня о новостях: к Александре дочь приехала на машине, у Риммы внук в институт поступил, у Татьяны что-то со спиной случилось – в больнице лежит.

Однажды мне потребовалась крупная сумма денег в долларах: племянник покупал квартиру в Подмосковье, и сестра попросила помочь. У меня нужной суммы не оказалось, я в соседнюю квартиру к Ире. «В долларах нет, только евро», - и без всяких условий, оговорок типа «когда отдашь», расписок она вручила мне нужную сумму. Евро ей в качестве матпомощи привозил старший сын, уехавший в Германию сразу после окончания мединститута. Она на него сердилась: «Женился на Германии, работал бы здесь. Вон, все его друзья уже главные врачи». Но мы детям не указ. Они строят жизнь по-своему, делают свои ошибки, набивают свои шишки, но иногда у них что-то получается лучше, чем мы надеялись.

Заболела Ира осенью, два года назад. Шла с козой и упала плашмя на ровном месте. В груди образовался вал, величиной с яйцо. Направили к онкологу. Забежав к ней вечером, по глазам сразу поняла, что дело плохо, поэтому ничего спрашивать не стала. Через пару дней она сама все рассказала. Перед новым годом соседка уехала на операцию в Киров. «Ты Юру супом корми», - наказала перед отъездом. Юра – это муж, которого Ира всю жизнь оберегала от неприятностей, от известий от детей, которые могли бы его расстроить. Еще рассказывала, что в молодости он злоупотреблял спиртным. «Другие женщины ругаются, выгоняют из дома, а я потихоньку сумела его уговорить», - делилась она иногда секретами семейной жизни. И правда, соседа я ни разу не видела не то что пьяным, а даже слегка выпившим.

Пока месяц Ира лежала в больнице, мы перезванивались каждый вечер. Настрой у нее был вполне оптимистичный. В феврале, как всегда она занялась посевом рассады для себя и для соседей. Лето провела в обычных хлопотах на даче, с козами. Нынешей весной прошла курс химиотерапии. Отлежится денек после химии, и снова за дела. В конце октября поехала на консилиум. Вернулась расстроенная: «Все, пипец! Отправили лечиться по месту жительства. Из лекарств выписали только преднизалон». Еще она многократно вспоминала, как тогда упала, что не иначе, без нечистой силы тут не обошлось: «Ну вот как, скажи, могла я упасть на ровном месте? Не запнулась, а будто кто толкнул». Но даже «приговоренная», Ира оставалась сильной духом. «Вчера учила Юру пользоваться стиральной машиной,- сообщила она мне. – В тетрадке начала писать, кому что сделать, когда умру. Ты вот соболезнование в газету напишешь. Лида меня вымоет». Собственные похороны и поминки она тоже расписала, как по нотам: кого пригласить, какое меню заказать, как детям в будущем распорядится имуществом. Разумеется, я возмущалась: «Не выдумывай заживо себя хоронить». И приводила примеры, когда люди с этой болезнью живут и 5 и 10 лет, а соседка Анна Павловна 35 лет после операции, и в свои 92 с тачкой каждый вечер возвращается с дачи. У Анны Павловны Ира позаимствовала рецепт лечения настойкой мухомора, но воспользоваться, увы, не успела. Из Москвы Лена, дочка, привезла какое-то новомодное канадское лекарство. К ее приезду Ира уже слегла, отказывалась от еды, задыхалась. Татьяна, соседка из другого подъезда, приходила делать уколы, давала советы по препаратам, которые бы могли облегчить страдания больной, Удивительное дело: кировские врачи, отправив человека умирать, не выписали ни-че-го! Ни обезболивающих, ни препаратов против удушья. Наверно, ни в одной стране мира больше нет такого варварского отношения к онкобольным. Всего неделю Ира не вставала с постели. Скончалась ночью на руках у дочери. А далее все пошло по написанному ею самой сценарию. Соседи по подъезду собрали немалую сумму на похороны, и все деньги пошли на покупку цветов. За поминальным обедом Лена, дочь, пообещала: «На сороковой день я обязательно сама испеку маминых пирогов. Нынешним летом она меня этому обучила».

Татьяна Вылегжанина.